В среду, 11 августа, в рязанской студии радио «Маяк» побывал Анатолий Попов – ныне дежурный объединения «Пожлес», а с 1974 по 1997 год – главный лесничий Солотчинского лесхоза Рязанской области. Человек, всю свою жизнь посвятивший лесному хозяйству и заставший, в частности, засуху 1972 года в должности инженера лесхоза по охране леса. Человек, хорошо знающий организацию лесного хозяйства и тогда, и сейчас. Все, что он рассказал – перед вами.

Анатолий Тихонович, правда ли, что в 1972 году, несмотря на то, что засуха была более продолжительной, чем сейчас, в Рязанской области не сгорело ни одного жилого дома?

Да, совершенно правильно, лето было жарким и засуха была более продолжительной: где-то 5 июня жара началась и кончилась 19 или 20 августа. Горело много, но таких случаев, как сейчас, чтобы села горели, не было. Охрана была организована более целенаправленно и по всем правилам. Тогда были лесхозы, их основной деятельностью была охрана и восстановление леса, поэтому все пункты соблюдались. У нас были наблюдательные вышки в каждом лесничестве, а где их не было, там были временные наблюдательные пункты, и можно было засечь этот пожар в самом начале – это самое главное. Если пожар обнаружить в самом начале, то и легче потушить, и затрат мало. У нас была лесная охрана, а в каждом лесничестве не менее 10 лесников, которые хорошо знали свои обходы, и в случае пожара могли провести машину и показать, где тушить. Могли очаг обнаружить сразу, показать, где водоемы есть. В общем, они были хозяева, они стремились потушить его (очаг) как можно раньше и в этот же день, иначе им же тушить и завтра. К сожалению, сейчас это потеряно. Пожарные потушили, уехали, и упустили главный момент охраны леса – окарауливание. Показалось, что все потушили, однако искры остаются, и нужно окараулить дня три. Обычно это делал лесник того обхода, в чьем квартале этот пожар. Сейчас этого нет, что приводит к плачевным результатам.

Где в 1972 году были самые интенсивные, самые сложные пожары?

Самые сложные пожары у нас разгорелись в районе торфпредприятия «Красное». Его площадь составляла 5 000 га, и принадлежало оно Госторффонду.

Я правильно понимаю, что это как раз в том районе, где сейчас деревня Приозерное находится? Там и сейчас горит.

Да, Приозерное. Да, и сейчас. Там всегда горит, через каждые 5-10 лет. И назвали Красное, потому что постоянно горит. Туда, где торф, заехать невозможно, тушить машинами его неэффективно: они не проезжают. Рукава далеко прокладывать тоже нельзя. Большинство тушили мотопомпами. Практически я не помню, чтоб загорелось болото Красное и могли его (пожар) остановить. Единственное, по окружности всего торфопредприятия опахивали по кругу или пускали встречный пал. И в 1972-м, и в последующие годы. Огонь где-то в середине встречался, и хоть болото еще дымило, но мы уже знали, что он не угрожает.

Дальше не уйдет, потому что вокруг выжженная территория.

Да. А сейчас огонь распространяется. Если б его окольцевать, опахать экскаватором, то он даже под своим пеплом мог бы заглохнуть. Вот он горит, горит, пепел накапливается, доступа воздуха нет, и торф обычно гаснет. Были пожарно-химические станции, какой-то набор инвентаря был. Ещё была лесомелиоративная станция в Криуше, которая имела тяжелую технику, экскаваторы – это самое главное. Вот это борьба с торфяными пожарами.

Все вспоминают засуху 1972 года. Она за эти прошедшие 40 лет действительно самая была тяжелая, или были ещё засушливые года?

Были. 1967 год – тоже болото Красное все горело. 1976, 2002 годы – повторяется систематически. Но этот год по духоте и жару побил все рекорды. В 1972 году тоже жарко было долго, но по ночам как-то прохладнее было, а сейчас и по ночам-то не легче. Ещё и такой развал в лесном хозяйстве. Это все в комплексе и сказалось.

Анатолий Тихонович, передо мной есть статья одного из интернет-пользователей: Umalx. Он в ЖЖ анализирует ситуацию с лесными пожарами. У него тут несколько пунктов. В первую очередь – это пункт о предупреждении пожаров и раннем выявлении очагов – как раз то, о чем вы начинали говорить. Вот слова этого пользователя: «Что больше всего поразило - полная беспомощность МЧС в части обнаружения очагов. Выявление очагов, даже очень крупных (квадратные километры) практически полностью возложено на добровольцев из местных жителей, кто лес получше знает. Причем про такие вещи, как спутниковые карты пожаров, никто и не слыхивал, даже в штабе. А карты эти, хоть и генерируются с опозданием на несколько часов, реально помогают в обнаружении очагов! Но этих карт нет […] Даже местные жители передают положение очагов в стиле «помнишь, мы в прошлом году там подосиновики собирали». […] От людей, видевших тушение пожаров 72-го года в тех же местах, слышал мнение, что тогда было заметно лучше практически по всем пунктам. […] Никаких «подосиновиков» и прочих народных сказаний, ориентирование шло по номерам лесных кварталов, соответственно, при наличии раций проводникам бегать вообще не надо было, достаточно было номер квартала сказать. Помощь местных в обнаружении очагов и «проводке» пожарных нужна была в гораздо меньшей степени. Штаб как диспетчерский центр по распределению ресурсов тоже работал с гораздо меньшим количеством бардака». Вот вы, когда мы ехали с вами на эфир, сказали мне, что плюс к этому была система вышек пожарных. И если обнаруживался один и тот же очаг с двух вышек, то по азимуту с одной и с другой вышки можно было легко по карте провести линии и на месте их пересечения обнаружить место, где находится пожар. Действительно ли это правда – все, что здесь описано?

По этой статье поясню. В лесном хозяйстве есть несколько приемов обнаружения лесных пожаров. Один из них называется методом засечек. Пожар наблюдали с вышки. Они располагались одна от другой где-то через 10 км, на расстоянии видимости. Если один увидел, то звонит второму, чтоб он посмотрел, второй покажет туда же. Пересечение попадает на какой-то квартал. Территория была… да и сейчас она разбита на так называемые кварталы – так называют лесники. У каждого лесничества свои кварталы есть. И уже выезжает кто-то искать сразу в этом месте или направляем туда машину. Другой способ – патрули. Самое главное – найти очаг в начале. В то время, если в области был 4-5-й класс пожарной опасности, нам давали самолет. Там был летчик-наблюдатель. Не так как сейчас: инженер там сядет, пролетит, половину и неправильно скажет, ошибется. Это естественно.

А сейчас летает самолет МЧС?

МЧС. А то был от лесного хозяйства, назывался он «Альбатрос», у него рация была на всю область. У нас у всех, у начальственного состава, у лесничих на пожарах – везде были рации.

И этот наблюдатель с самолета сразу называл номер квартала, где обнаружен очаг?

Он называл и квартал, и выдел, и как туда лучше проехать, и даже мог подсказать, какую технику на первое время туда посылать. И ещё для ускорения нам давали вертолет. Приходили по очереди четыре человека с сумками, с лопатами, с опрыскивателями. Если обнаруживали пожар, то сразу четыре человека – на вертолет. Он высаживал сразу же, и это уже было эффективно очень. Так, конечно, не всегда было, но было. И второе:  у нас был единый директор, в его распоряжении была и промышленная, и бюджетная деятельность: всего 800 человек. Если необходимо было, то он останавливал производство, людей в лес направлял. Была своя техника: и бульдозеры, и экскаваторы, и трейлеры…

Это вы говорите про свой Солотчинский лесокомбинат?

Да. Но это в основном по всем так. А если чего не хватало, то Криушинская ОМС нам все давала. Вот поэтому там все эффективно было.

800 человек было? А сейчас какая численность?

А сейчас численность 28 человек. Я понимаю, что МЧС в смысле пожарной охраны – организация сильная, техника у них хорошая, но у них направленность другая. Они все-таки больше по городу действуют. Назови улицу, квартиру, дом, они приедут и потушат. Потушили и уехали, все. А в лесу-то нужно ещё и найти очаг, дорогу надо знать, чтоб не застрять, и не всегда проедешь туда. Зачастую недобросовестные работники станут на дороге, им говоришь: «Поезжай, горит там-то». А ему лишь бы машину не поцарапать, пожар сам дойдет до дороги.

Лесник – он за это отвечает, это его обход; он не пустит, он даже будет настаивать, чтоб шофер остался дотушить. А пожарный каждый день тушит. У него кончился день – он уехал, завтра другие. С лесниками ситуация гораздо сложнее. Ещё лесники обычно в обиде: за такую же работу, а может, и потяжелее, они имели очень низкую заработную плату. Ну что там, лесник получал 70 рублей, а с него спрашивали всю работу. Ну а сейчас лесников уже нет, даже с таким окладом.

На примере вашего, Солотчинского, лесхоза вы можете сказать, сколько было лесников, которые осуществляли обход леса регулярный, десять лет назад и сейчас?

Было шестьдесят, сейчас пять осталось лесников.

То есть это в двенадцать раз сокращение.

Практически полностью, можно сказать, ликвидировали все.

Скажите, как было построено лесное хозяйство тогда? Прорубка просек, опашка… она что, сейчас вообще прекращена, или как это осуществляется?

Было по-другому. Все это делал лесхоз, это было у него в плане. Была карта составлена, на карте мы отмечали, где провести минеральные полосы, где сделать разрывы, где выкопать водоемы – все это намечалось. И лесоустройство тоже проходило раз в десять лет. Сейчас заказов на лесоустройство нет, и карты уже все эти устарели.

А что такое лесоустройство?

Это когда устраивают леса: разбивают на кварталы, выделы, наносят туда дороги, населенные пункты, а потом в своих журналах расписывают, где и что нужно делать. Где рубки ухода нужно сделать, где посадить посадки. Сейчас все передано в аренду. А у арендатора, что не говори, прибыль на первом месте. Поэтому все эти работы были постепенно запущены. Они иногда, конечно, выставляют аншлаги «Берегите лес от пожара»… В лесу стало три или четыре хозяина: лесничество – раз, арендатор – два, «Пожлес» тоже хозяин на участках, которые должен тушить, ну и МЧС. Вот и получается: приезжаем и думаем – кто же из нас главный-то? Раньше даже в Кодексе было написано, что тушением пожаров руководит лесной работник, а все остальные – ему приданные. Сейчас это положение потеряно, и кто выше поставлен, тот и руководит.

Изменение у нас произошло, если я правильно понимаю, в 2007 году, с принятием нового Лесного кодекса России, когда были ликвидированы лесхозы, а на их месте были созданы лесничества с гораздо меньшим штатом. К тому же функции охраны и воспроизводства леса были переданы в руки арендаторов этого леса. Скажите, что сейчас вменяется в функции арендатора, на сколько они арендуют лес?

В основном, 49 лет положено.

Ну, это приличный срок. В принципе, арендатор должен был быть заинтересован, чтобы сохранять лес на своем участке.

Да, но какая-то вырисовывается несерьезность. Вот у нас по Солотче – за два года уже третий руководитель предприятия-арендатора.

А тушить пожары они обязаны?

Да, по положению, на арендованных территориях они должны сами тушить. Но они прибегают к помощи «Пожлеса»: заключают договор, что «Пожлес» им потушит, а они ему оплатят.

Давайте поясним, что «Пожлес» - это именно то объединение, которое призвано тушить лесные пожары. Но оно, если разгулялась такая стихия, не справляется?

Да, когда лесхозы были ликвидированы, техника в основном перешла в «Пожлес». Ну, добавили им техники. Но все равно, сколько пожаров этом году – один «Пожлес» не сможет их ликвидировать.

Отдых на озерах – я считаю, тоже имеет большое отношение к лесным пожарам. Если выезжают добросовестные люди, с мангалом – это нормально. Но многие-то не на мангале, а раскладывают костер в лесу, в сторонке, на торфе. Потом, уезжая, не затушат – и вокруг этих озер одни пятна, это бывшие пожары.

Программа «Маяк – время местное» выходит на частоте 104,5 FM еженедельно по понедельникам и средам с 14:05 до 15:00.